– Я не приметил никого из ваших коллег, кто бы грузился в другие экипажи. Они не едут сегодня, потому что вы устраиваете экскурс ради одного меня?
– Не сегодня – никогда. Я не позволяю им участвовать в раскопках, – неожиданно отрезал Прозоровский. – Орудую с мужиками, бывшими солдатами, да с казаками, они народ и простой и смелый, лишней дури в головах не держат. Впрочем, для благородных есть у меня одно исключение – Евграф Карлович, но он последние недели занят чрезвычайно важной реставрацией. Дело всех прочих – кости и другие находки. Инженеры заняты проектом нового осушения, выше первого. А если возьму в раскоп – ещё разбегутся, чего доброго. С кем же работать?
– Чего же могут испугаться эти люди на болотах? – спросил я, сам не зная, кого имею в мыслях: смелых солдат или его работников из разночинцев.
– Того, что золота там нет и в помине. Воры, – огорошил он меня, смеясь. – Не все, но половина – точно воры. Но не простецы, а с художественным вкусом, знают моду на антики! А особенно, конечно, на золото! – расхохотался он. – То в любой сезон в моде. Но я не собираюсь заявлять на них, о, нет, нет! Грабители курганов – чрезвычайно полезные персоны, если подходить к делу практически. Но приходится мириться с их дурными наклонностями.
– За завтраком вы откровенничали о человеке, обокравшем вас. То есть сообщили им…
– Прекрасно, и это чистая правда, – прервал он меня, – но о чём же сообщил им я? Пускай теперь поломают головы, есть ли ещё кто у меня под подозрением, или напротив, можно бы им успокоиться, поскольку единственная паршивая овца якобы доброго стада выявлена. Если нет кости, чтобы кинуть своре – вы улавливаете каламбур? – то хоть подразнить эту братию нахлебников я могу. Я не натравливаю их, но пусть-ка приглядываются, и друг на друга думают.
– Хм, – заметил я, изображая недоверие, – не больно-то радовался господин Дебрюкс, когда за одну ночь такие вот прохиндеи расхитили ценности Куль-Обы. Один из них вернул часть находок, но остальные растворились. Грек Дмитрий Бавро – он к вам, случаем, не нанимался? Не боитесь, пока вы в отлучке, они музей-то ваш свезут к морю?
В который уж раз мне пришлось примерить на себе колючий взгляд князя.
– По мне, – съязвил он, – так вы более опасны, чем они вместе взятые. Их низменные цели поэтичны, подлые порывы бесхитростны, а грязные души прозрачны на полвершка вглубь, чего достаточно, ибо большей глубины в них и нет. Ваша же осведомлённость даёт пищу сомнениям. Откуда вам про Куль-Обу известно, если и мне ещё не донесли? Впрочем, не отвечайте. Догадываюсь. А хоть бы и так. Каждый должен заниматься своим делом, смотритель соляных озёр – за солью приглядывать, а не в курганах ковыряться. Если это правда, то тем более складно, что я не подпускаю лишних людей к раскопкам. И паче того – к находкам.
– Что же здесь складного? – я не стал объяснять, что новостями намедни снабдил меня Бларамберг, – разве на болотах обнаружены предметы обихода, украшения, утварь, оружие?
– И в помине нет! А складна – моя история, в которой нет ни слова лжи, но в которую они не верят, полагая апокалипсический сюжет лишь прикрытием настоящих находок – драгоценностей. Я говорю о последней битве и даю им задания по реставрации разных звериных скелетов, они же полагают, что вожу их за нос этой выдумкой, сам тем временем добывая золото скифов. Им невдомёк, что всё это – сущая правда, но пока они живут ожиданиями презренного металла, то исправно делают свою работу, а коли узнают, что его нет – свищи их. Да и Дебрюксу вашему польза – от него подальше их держу.
Я в душе обрадовался. Наконец всё сходилось, объяснялось с изящной простотой, до которой наш изощрённый ум доходит обыкновенно в последнюю очередь. Князь же не умолкал:
– К наместнику побегут должностей просить, или к тому же Стемпковскому. И ведь получат. Кого только за последние годы мы ни приютили в этих краях! У меня мирно уживаются роялисты с бонапартистами, а ещё – сербы, арнауты, генуэзцы, немцы. Греки: и старые – и новые, бежавшие от ужасов Хиосской резни. Половина наций Европы нашла тут дом и прибежище, а у себя там – либо сами кого-то гнали, либо гонимыми были. И герцог Ришелье правильные усилия положил, чтобы привлечь их торговать и жить в порто-франко. Помяните моё слово: не пройдёт и года, как новые волны прихлынут к этим гостеприимным берегам. Нынче зазывать уж не надо: сами доплывут.
У заставы, где статные молодцы учинили досмотр всем бричкам, делая исключение для нашего экипажа, мы съехали с большака и покатили дальше по дну широкого оврага. Оставалось недолго; я подумал, что дело охраны поставлено у князя прочно, и умыкнуть у него находку так же трудно, как и из Кремля. Поначалу я принял старое русло за твёрдую дорогу, но потом догадался, что мы движемся извилистым путём в сухих берегах. Впрочем, радость моя оказалась преждевременной, вскоре нам пришлось покинуть удобную стезю, и уж тогда мы помучались в бездорожье, размытом к тому же до грязи противным дождём.
Князь поведал, что в древности река текла в другом месте, но после катаклизма русло изменилось, превратив старицу в топь, питаемую лишь дождями да ключами. Евграф Карлович предполагал, что поток запрудили с умыслом, чтобы залить всю низину, а уж потом вода сама нашла другой исход. На мой вопрос, кому могло понадобиться заболотить долину, он лишь хмуро ответил, что, имей он ответ, остальное решилось бы само собой.
Всё же в полдень мы стояли в местности, унылый вид которой я не могу вспоминать без содрогания. Казалось, что все радостные ландшафты этого обширного края существуют в своём благообразии лишь благодаря тому, что здесь для соблюдения закона равновесия собралась странная необъяснимая грусть.