– О, нет, Алексей Петрович, именно теперь, теперь вы должны это зреть, теперь вы истинно заслужили и подготовлены, иначе что вы отпишете Обществу?
– Вы – все держите меня в неведении и тревоге, не знаю, право, чем я вам не угодил, – как можно многозначительнее изрёк я.
– То ли, дорогой коллега, тревога. Вы истинной тревоги не ведаете, так что почитайте пока себя вполне счастливым.
Каждый из нас, кажется, мог вполне стать профессором по кафедре треволнений, каждый ощущал свои заботы значительнее прочих.
– Я вполне счастлив хотя бы от того, что болота пока не свели меня в могилу, как вашего достопочтенного дядюшку, – лишь ответил я, не желая доверять ему иных своих приключений, кои обещали закончиться скорым моим отъездом.
Один из слуг Прозоровского что-то шепнул ему на ухо: «…уже близко» – невольно разобрал я.
– Не будем же медлить, – он отложил приборы, и я с радостью сделал то же, ибо желудок мой, несмотря на голод, с трудом принимал пищу. – Ах, как хотел бы я посвятить вас в свои построения более подробно, и не в эдакой спешке, но невольные мои недруги приближаются, у нас нет времени!
Не хотелось, ох, как не хотелось мне вновь спускаться в подвал дома Прозоровского. Но я ещё более встревожился, когда мне объявили, что идти придётся под самый купол, это значило, что там приготовлено нечто совершенно своеобразное, вовсе не подходящее коллекции упрямого князя. Только вдвоём мы и отправились туда.
– Наверху вы тоже обустроили кунсткамеру? – обратился я и не узнал своего голоса в высокой призме гранёных стен.
– Скорее, лабораторию: это моя sanctum santozum, куда вход открыт лишь избранным. – Он остановился на мгновение, желая придать особое значение такой милости, и я, вовремя не почувствовав важности, натолкнулся на него. – Есть прозаические причины, а есть символические. В куполе прорезаны окна, там светло, и нет нужды в прислуге. Я пока не хочу делать это достоянием простецов, от них проистекают все суеверия.
– А поэтическая причина?
Мы стояли напротив двух высоких и узких створок дверей.
– Вспомните, Алексей Петрович: последняя битва. Битва сил света, – голос Прозоровского звенел в полной тишине, словно играя на струнах небес, – высших сил!
Могучим толчком он отворил двери.
Поток света плеснул на нас, когда беззвучный механизм плавно распахнул массивные врата, открыв взору нашему широкое пространство, целиком перекрытое огромным конусом купола…
– Силы Небесные! – выдохнул я, замерев после нескольких шагов.
Воздух, исчерченный яростными лучами предзакатного солнца, щедро лившимися навстречу сквозь окна и витражи, казалось, сопротивлялся нашему вторжению.
– Я нашёл их, – шёпотом молвил князь в торжественном безмолвии обстановки.
Я чувствовал себя окончательно сломленным, раздавленным, ошеломлённым.
– Да побойтесь Бога, – прошептал я в ответ, оправившись через минуту от оцепенения.
Под куполом, вытянутый горизонтально, висел скелет человека, скелет, во всём схожий с человеческим.
Два только отличия было в нём: невероятные, вдвое большие пропорции и – крылья. Пара широких крыл распростёрлась над нами, и мне сделалось дурно.
– Сядьте! – воскликнул князь, подставляя под меня стул. – Теперь вы знаете.
Было очевидно, что работа над композицией только завершилась, повсюду в зале я видел разрозненные части других гигантов.
Едва дав мне малую передышку, князь, словно принц Гамлет, взял в руку огромный череп, вспыхнувший по краям жгучей короной, когда он, протягивая его в мою сторону, умышленно заслонил им солнце, и я вскочил. Будто огромная тень промчалась мимо и исчезла, но князя было не унять.
– Что вы творите! – брезгливо отстранился я, и спина моя упёрлась в двери.
– Вы бледны. А они прекрасны, вы не находите? Даже теперь, вот так, они – прекрасны. Мы так похожи!.. Вот он, рубеж покоя в тихом неведении, – закрыв глаза, тихо сказал он, наслаждаясь своим умиротворением. – Последняя битва состоялась здесь на самом деле. Это – ангелы.
От гнева я едва мог взять себя в руки. Немыслимо. Страх покинул меня. Так играть со мной! Так издеваться над наукой! Я задыхался, и с минуту не мог говорить.
– Это ангелы?! Господин Прозоровский, вы хотите уверить меня, что они обладали земными телами и птичьими крыльями? С перьями?! Ангелы – суть бесплотны! Это подлог, фальсификация! Кого вы хотите обмануть?
– Ангелы стали бесплотны, когда их убили! А до того они существовали во плоти! Вы слышали о «Га-Багир», древнейшем каббалистическом сочинении? Я давал вам читать её. Да, Бог с ней, с «Багир». Вы Книгу Бытия помните? Адам и Ева общались с ангелами, это приписывают особенным способностям людей до их грехопадения, но всё иначе. Ангелы, верные и падшие, обретались здесь, это, – повёл он рукой вокруг, – их мир.
Эта бессовестная попытка оправдать себя взметнула во мне лишь новую волну гнева:
– Значит, по-вашему, князь, выходит, что и бесы должны быть осязаемы? Но что-то не видно чертей в раскопе. Их должно быть множество, уж не меньше, чем ангелов. Они-то куда делись? Нашлись рога, копыта? – Я развернулся. Князь стоял позади.
– Я не могу дать ответа, возможно, они захоронены в другом месте. Или их вовсе нет… Историю творят победители.
– Кстати, как найдёте, не премините сообщить, к какому отряду они относились: парнокопытных или нет? Вы искушены в классификациях.
Я резким движением рванул двери, и нос к носу столкнулся с вытянувшимся дворецким. Глаза его перескочили с моей фигуры на Прозоровского, потом поднялись выше, и округлились в недоуменном испуге. После заминки он объявил о прибытии отряда Третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии во главе с полковником Галицким. Если бы я не находился под влиянием ужасного раздражения, это явление не могло бы не вызвать у меня чувство некоторого замешательства. Доложив, слуга опрометью бросился по лестнице.