Все, кого мы убили. Книга 1 - Страница 76

Не сразу, но решился я на третье письмо моей дорогой княжне, стараясь сделать описание моих злоключений как можно менее тревожным. Мне не хотелось разрушать гармонию её существования, на которую я так надеялся, зловещими интригами, в кои погрузился сам против воли. Даже между строк я не дал понять ей, что волнения дней на родине не развеялись.

Письмо это я обнаружил среди своего скарба спустя неделю. Я разорвал его в мелкие клочки и довершил уничтожение сожжением. Каким вульгарным назойливым волокитой я бы выглядел с тремя своими письмами, если княжна и не думала мне отвечать ни на одно.

Мы провели в поклонении святым местам ещё месяц. Число паломников, покинувших с нами Петербург, редело день ото дня. К началу октября лишь вдвоём мы со Стефаном взирали с холма на лавру святого Саввы. Спустя ещё две недели я расстался и с ним; мой путь лежал в Бейрут, где другая моя миссия только начиналась, а он оставался в Иерусалиме, приуготовляясь возложить на себя иноческий обет.

16. Бейрут

Меня обуревали сомнения. Стоит ли мне терзать сердце нетерпением близящегося свидания, если оба мы знаем, что развязка ещё далека и даже помолвка невозможна? Не лучше ли в моём положении забыть о княжне хотя бы на время службы? Но одно лишь воспоминание о лучистых глазах и тончайший намёк на запах её духов, немыслимыми стараниями сохраняемый на моём платке, охватывали всё моё существо тёплым трепетом зародившейся любви.

Надежда получить весть от княжны и боязнь жестокого разочарования, если не найду её письма, то убыстряли, то напротив, замедляли мой путь по восточному берегу Средиземного моря под холодными дождями, гонимыми бореем из родной стороны. Миновав Акку, Тир, и праздновав Рождество в Сидоне у нашего консула Катафачо, с переменой ветра на африканский, приплёлся я, грешный, в напоенный солнцем Бейрут к самому кануну нового года.

Разместился я в маленькой гостинице при нашем гостеприимном и малочисленном консульстве, старейшем на всём Востоке, основанном ещё при государыне императрице, но возобновлённом лишь недавно в статуте агентства. Более похожее на странноприимный дом, оно, вероятно, и исполняло эту роль, когда кто-либо из редких поклонников навещал восточный сей Париж по пути в Дамаск. В пустом мезонине со скромной начинкой мне предоставили, полагаю, самую почётную комнату, устроенную в углу бельэтажа, следуя местному правилу, согласно которому высота проживания персоны пропорциональна степени уважения к ней. Вполне удовлетворённый обзором с террасы, исполненной в духе калабрийского патио, я набросал немалый список требуемых предметов и мебели, которыми собирался обзавестись для оживления чересчур аскетичной своей кельи, раз уж предстояло мне прожить в ней не один месяц.

Российский консульский агент Жаспер Шассо, подданность которого невнятно колебалась между Турцией, Францией и Англией, выказал искреннейшую радость, приветствовав меня лично, и тем же вечером пригласил на обед. Сие тёплое отношение ко мне объяснил он простым фактом: во всей Святой Земле сейчас сыскалось бы менее сотни наших соотечественников, из которых в Бейруте не свыше десятка, да и то по большей части купеческого звания и – проездом, пребывавших не столько с торговлей, сколько с её разведкой. Я же мыслил иначе: уже давно дожидалась меня в консульстве солидная сумма денег, и его, верно, глодало обыкновенное любопытство, что за особа востребует её. Ведь сравнимо с цифрой, поведанной Андреем Муравьевым, простой рост численности подданных Империи на Святой Земле за год впечатлил бы любого.

– Почему избрали вы Бейрут для ваших изысканий? С точки зрения поисков древностей, не лучше ли остановиться в Александрии? – начал он издалека.

Для ужина он облачился в строгий европейский костюм, надменность позаимствовал у трёхбунчужного паши, пронзительностью внешне учтивого взгляда мог соперничать с Саладдином. Мне рекомендовали его как человека, сделавшего немалое состояние на торговых операциях. Получая смехотворное жалование, агенты и консулы обыкновенно занимались делами своих стран лишь за статут, который давало им положение их в Османской империи. Они освобождались от налогов и имели целый ряд послаблений, коими пользовались зачастую не без злоупотреблений.

– Причин множество, – охотно ответил я, невзирая на всё то, ибо найти в сих краях человека хотя бы как-то относящегося к моей Отчизне уже почитал за счастье. – Город удобно расположен почти в центре Сирии, и в отличие от Яффы обладает прекрасным портом, имеющим постоянное сообщение с Египтом и Смирной, ведь мне предстоит принимать и отправлять множество корреспонденции и предметов старины. Я рассчитываю устроить здесь что-то вроде конторы для вербовки агентов из местных жителей, кои бы доставляли мне рукописи со всего дамасского пашалыка. Я же занялся бы их отбором и классификацией попутно с совершенствованием в языках. Кроме того, – не мог не добавить я, – добрые рекомендации о вашем приюте послужили к окончательному моему определению. Хотя старейшество ваше оспаривает в Сидоне Катафачо.

Он заметно просиял, отметив, что через их консульское агентство проходит связь церкви нашей с Иерусалимским патриаршим престолом.

– Кто старше – тут дело ясное. По замыслу императрицы ещё в тысяча семьсот восемьдесят третьем году после заключения торгового договора с Османской империей консульство должно бы основать в Бейруте, и указ вышел, но вот самого консула Коронелли назначили спустя лишь два года. После другие проволочки, отсрочки. Да и то, к слову, до места он так и не доехал – переписали его уже в Акку. К тому времени в Сидоне уже три года сидел генеральным консулом Ферриери. Так что первые мы лишь на бумаге. Что, разумеется, главнее.