Все, кого мы убили. Книга 1 - Страница 90

Как же всё вышло? Прохор, не дождавшийся меня в урочный час, отправился на поиски и, заслышав звуки борьбы, объявился точно в срок. Разбойники, оказывается, застигли меня в квартале от дома, куда шёл я окольными дорогами. Но верить ли Прохору вполне, после того, что я знал за ним? Не он ли сам и есть руководитель тайной шайки налётчиков? Какова цель его: обобрать до нитки и исчезнуть сразу или сделать то же, но степенным путём еженедельного удвоения своего жалования за охрану моего покоя? Он скромно молчал о своей роли и даже как-то сторонился благодарностей. Совесть ли мучила его или на раз спущенных с цепи псов не мог он накинуть узду, только дня три спустя загадочность положения моего ещё более усугубилось.

Другой же день, отдыхая от треволнений на своём патио под обустроенном накануне навесом, я целиком посвятил написанию ответов на те письма, к которым никак не мог приступить ранее из-за бурных событий. Хоть Бларамбергу принялся писать я сразу, но после отложил, не видя интересных известий, а мне непременно хотелось похвастаться хотя бы какими-то находками.

Долее прочих не давалось мне письмо Андрею. Искренно радоваться за него я не мог, потому требовалось подобрать слова одобрения, но не лести, проскользнуть между Скиллой пренебрежения и Харибдой подобострастия. Рассуждения о Дашкове и серале пришлись как нельзя кстати, давая возможность использовать деловой тон, словно общались два равных между собой путешественника. Всё же, пространно и драматически описав свои необъяснимые злоключения, написал я и другой вопрос. «Но как не понимаю я причины, по которой подвергался нападениям и слежке, так не понимаю, почему тебя так задел давний тот мнимый или настоящий визит в сераль Дашкова, что ты никак не можешь остановиться в своём следствии, кое уже вторично мне завещаешь. Уж не находишь ли каких-либо перекличек со своими собственными приключениями на Востоке? И не стоит ли мне обождать вести своё изыскание здесь, если ты, друг мой, вовсе не собирается бросать своего в Петербурге? Кстати, замечу, что ты допускаешь ошибку, в науке именуемую умножением лишних сущностей. Ведь Дашков значительное время служил вторым секретарём в Константинополе, где располагается сераль, поминаемый тобою в письме. Ты же в своих подозрениях, изложенных мне на берегу Босфора, опирался на его быстротечную и загадочную поездку по Леванту. Стоит ли и возможно ли мешать теперь эти две службы, то есть сущности?»

Вспомнив таким образом посольство в Константинополе, я отправил туда прошение раздобыть для меня фирман взамен утраченного.

Единственно, кому не ответил я – моё Общество. Впрочем, совесть тут не беспокоила меня, ибо никуда и никому не слал я на протяжении полугода столь подробных докладов о своём пребывании в Святой Земле.

Два дня прошли без событий. Что такое драка для молодого человека, если не развлечение и поверка удали? И уже мною почти всецело вновь овладели мысли о княжне Анне. В мечтах я расправлялся с многочисленными недругами, защищая её от всех напастей, фрегаты сменяли коней, а пушки отвечали пистолетам. Артамонов, узнав о нападении, встревожился не на шутку, полагая подстерёгших меня грабителей наймитами Россетти. Рассуждения его имели вес: выследили меня вблизи от его дома, а в темноте арабы легко могли спутать нас. Он заставил меня припомнить такие мельчайшие подробности, что у меня заныл ушибленный затылок. На всякий случай я не стал задерживаться у него, и, отобедав, отправился восвояси.

Свернув во двор консульства, услышал я громкую возню и перебранку, в которой выделялись знакомые нотки голоса моего ямщика, и кто-то сдавленно отвечал ему на местном диалекте. Узрел я такую картину: худосочный туземец вытянулся, едва касаясь земли мысками, в то время как крепкий Прохор, нависая над ним косматым чудовищем, держал его одной рукой за горло, прижав к стене, другой пресекал попытки несчастного смягчить свою участь. Немного обождав, я понял, что происходит нечто вроде допроса с пристрастием. Прохор, переходя с рыка на крик, что-то требовал по-русски, зачастую повторяя слова по складам, тот пытался ответить по-своему, смешивая в лице непонимание с острым желанием понять.

Подойдя к месту, я заметил моему секретарю, что сколь бы громко он ни делал свои внушения, собеседник не сможет понять его, ибо это всего лишь малограмотный араб, языков не учивший. Прохор, не отрываясь от своего занятия, возразил, что «ничего-ничего, они уже начинают-с» и добавил, что отыскал одного из давешних нападавших; теперь же выясняет, кто подослал их и с какой целью. Я пригляделся к человеку, который бросал на меня умоляющие взгляды. Он напоминал мне разбойника не более и не менее чем половина жителей Бейрута. При свете, не то что во тьме, не смог бы я отличить их друг от друга. В этом духе я и выразил свои сомнения Хлебникову:

– Ты уверен, коллега секретарь, что это тот самый человек?

– Как же я могу помнить точно-с, когда темно и драка? – удивился Прохор и показно выпучил глаза. – Они все на одно лицо. Но зато он меня помнит. Помнишь меня, леший? – заорал он, уперев своё лицо в вершке от глаз оборванца. Тот прохрипел своё согласие, чем не удивил меня. – Ну, вот, – удовлетворённо повернулся ко мне Прохор. – Нас тут мало, с Одессы, то бишь… Так кому, скажи, сподручнее кого запомнить, нам их или им нас? Посуди сам, вот заходишь ты в гости, в новую компанию. Немудрено графа с корнетом перепутать – столько их. А они одного тебя все запомнят зараз, потому что прочих и без того знают.

В некоторой комичной логике ему я не мог отказать.