Все, кого мы убили. Книга 1 - Страница 57

– Прости, но я ожидаю здесь ветра северного, а по правде, патриаршего корабля владыки Афанасия, – смеясь, я дал ему намёк на свою важность. Мне неловко было признаться, что я проспал виды дипломатического предместья.

– Прости – ты, мой друг, но я прибыл раньше, и мой черёд на ветер первый, – он картинно стукнул по столу, перевернув две порожние чашки. – Да ведь всё это пустое в сравнении с тем, как я рад тебя видеть. Вопрошая о Царьграде, я ведь вовсе не об архитектуре помышлял. Не имеет ли, на твой взгляд, город сей вид какой-нибудь нашей третьей, южной столицы России? Не в уединённых казармах Рамис-чифлика, где таится грустный султан, но во дворце посольства нашего теперь решаются все судьбы империи Оттоманской.

Я согласился, заметив, что здесь и впрямь кругом русская речь. Но Муравьев возразил, и, явно имея целью поразить меня какой-нибудь известной ему местной диковиной спросил, знаю ли я, сколько наречий звучит в русской миссии, притом не в общем, а только языков, родных для самих сотрудников. Дабы не дать его тщеславию возвыситься надо мной своим всезнайством, я ловко преувеличил, назвав число четырнадцать, и тем потворствовал только его триумфу, ибо недавно они с советником Фонтоном, не поленившись сделать подсчёт сей, дали точный ответ: двадцать два.

– Встречают нас весьма приветливо на всех языках.

– То-то, государь мой. Никогда доселе имя наше не было в такой силе и славе на Востоке. Наслаждайся тёплым приютом, мы угодили сюда в лучшие времена. Ибо сие продлится, увы, недолго. Наши наваринские друзья уж готовятся нас потеснить.

Он пересел по одну со мной сторону широкого стола, видно и ему хотелось насытиться зрелищем снующих лодок, гичек, летящих поперёк курса парусников и рокочущего суетливо дымящего стимбота в приближающихся тёплых сумерках.

– Я не искушён, как ты, в европейской политике, и не имею против завоевания Алжира. Что же ты делал здесь целый год? Твоя ермолка…

– О, не здесь, нет, – перебил он, снимая феску и нахлобучивая её на мою голову. – Возвращаюсь в отечество. – Широкий взмах ладони его осенил горизонт от востока к югу и заставил меня насторожиться. – Из Палестинских пределов.

– Шутишь! – воскликнул я, холодея.

– Нисколько. Примерно год тому испросил высочайшего дозволения совершить паломничество. Поклон низкий Дибичу, представь себе: в месяц получил разрешение и средства. И вот!.. – развёл он руки, обводя свой маскарад, и принялся за изумительный рассказ, где ожили перед моим мысленным взором и заиграли всеми красками Александрия и Каир, Иерусалим и Кипр, Смирна и Анатолия.

Что же за несчастливый рок преследует меня! Подобно Бларамбергу, побывавшему у Прозоровского за день до моего визита, Муравьев объехал всю Святую Землю, опередив меня уже на год! Но Ивану Павловичу за шестьдесят, Муравьев же мой ровесник, что обидно вдвойне. Если и дальше так пойдёт, то свои научные изыскания я вынужден буду предъявить в Академии какому-нибудь многоопытному отроку из числа тех, что уже грудными младенцами зачисляются в бомбардир-капралы Преображенского полка. Я-то ничтоже сумняшеся полагал, что из русских первым за десять лет опишу святыни и обычаи Палестины. А ведая о живости его пера, в котором, правда, иные находили более задора, нежели таланта, я не сомневался, что он вскоре осчастливит свет и прозаическими своими виршами. И уж если они возымеют вид хотя бы половинчатый сравнительно с услышанным мною, то слава его как путеводителя затмит, чего доброго, и самого Шатобриана. Ибо то, что поведал он мне, хоть и через призму желчной зависти моей, повергло меня в восторг и желание немедленно сорваться в галоп.

Впрочем, так же скоро осадил себя я, раз уж не удастся мне произвести фурор поверхностным описанием жизни Святых мест, пусть уделом моим станет глубина новых серьёзных открытий, на кои столь богатой обещает стать земля семи церквей Апокалипсиса. Не имела семья моя высоких покровителей, могших ввести меня в высший свет и литературные салоны первопрестольной, и брат мой счастливой оплошностью не отличился при Карсе, а значит, придётся в поте лица самому добывать земную славу открывателя.

– Что ж, – скрывая горечь, напутствовал я, – Египет нынче в фаворе у Петербуржской публики, при дворе в моде реликвии фараонов, мост египетский открыли через Фонтанку.

И совершенно обескуражил меня его ответный рассказ о паре огромных сфинксов, которую он выторговал у одного англичанина в Александрии.

– Изваяли их за полторы тысячи лет до пришествия Спасителя, и я подумал, что раз столице не хватает собственной древности, то почему бы не украсить её набережные, наподобие бульваров Парижа или Лондона, ликом Аменхотепа? Откопал их в Фивах некий Янис Атанази по заказу консула английского Солта, и сам Шампольон восхищался ими, да ему денег не дали. Увы, мне тоже своих средств недоставало, самую, брат, малость, каких-нибудь девяносто девять тысяч франков… я обратился в посольство к Рибопьеру. Тот – отписал Нессельроде. Но пока отправили государю в Пруссию, пока дело рассмотрели в Академии художеств… Проволочки, брат. В конце концов, одобрили, но англичанин уже продал их во Францию.

Кажется, от зависти у меня разыгралась одышка, но и тут успокоил себя я тем, что всякого рода охотники да рыбаки немало распространяют небылиц о своих едва-едва не добытых трофеях. Я высказался в том духе, что, может, то и к лучшему, ибо немного ценности в разрозненных экспонатах, вырванных из среды, им присущей от веку. Что проку от идола или обелиска на брегах Невы? Но Андрей заспорил, ведь путешествовать могут единицы, и общее число русских в путешествие по всему Востоку он оценивал в восемнадцать человек. (Целых восемнадцать! – вскипело в душе моей. – Эдак я – только девятнадцатый?) В деле же просвещения наглядные образы незаменимы. И тем более надо спешить, что Мегемет Али уже чувствует своим быстрым умом ценность находок. Арабы не перестают и теперь откапывать разные древности у гробов, но промышляют тайно от правительства паши, который недавно запретил подданным и франкам делать новые открытия в памятниках Египта, желая сохранить их или имея в виду составить для себя собственно богатый источник доходов, похищаемых у него иностранцами.