Все, кого мы убили. Книга 1 - Страница 85

Вернувшись на родину, я предполагал решительно всё проверить и разъяснить: у князя незамедлительно истребовать наследство и порвать с обществом шантажистов, так или иначе разоблачив его агента. Но, увы, очень скоро убедился, что имение Прозоровских – уже их оплот, и доверять там попросту некому. Кроме, разумеется, Анны, которая – невинный ангел и совершенно ни при чём. Я не собирался втягивать её в дела преступников, но однажды имел возможность убедиться, что она, не подозревая ничего, тоже может легко оказаться во власти негодяев. Голуа, расчётливо избрав кабинет князя для показа бумаг, подтверждающих права моего состояния, предварительно отправил ей записку якобы от моего имени с просьбой явиться туда же в урочный час. Этим он убедил меня в том, что малейшее неповиновение может привести к непоправимым последствиям для дорогого мне существа, а кроме того, отвлекая меня, снова мог спрятать документы в открытое им потайное место, подальше от моих глаз. Это оказалось разумно с его стороны, ибо я, находясь вне себя от обмана, мог похитить их раньше времени, лишив их другого важного козыря для управления мною. Они же хотели сперва получить от меня необходимые сведения. Но сделка наша только до сей поры казалась равноценной: сведения против других сведений. Вскоре я понял, что это обман: их работа имела твёрдое окончание, мои же обязательства понимались как бессрочные. Я боялся, Рытин. Да, боялся. Открыть князю Голуа не значило избавиться от бед: его сподручные могли оказаться ещё опаснее. На прямой мой вопрос, кто из обитателей дома состоит в нашем обществе, Голуа язвительно отрезал, что каждый младший член его имеет право знать только того, кого ему определено. Но я всегда полагал, что уж ему-то известно гораздо более… – Артамонов вдруг замолчал и долго набивал и раскуривал изящно исполненную трубку с тонким прямым чубуком, прежде чем продолжить внезапно возвысившимся голосом: – Теперь касательно княжны Анны Александровны. Я любил её, люблю и по сию пору, и хочу, чтобы вы знали это, Рытин, раз уж наши пути столь лукаво пересеклись!

– Отчего же – лукаво? – вопросил я, размышляя об уже услышанном.

То, что Владимир, по его словам, оказался не организатором шайки в доме князя, а лишь безвольным соучастником, отчасти обеляло его, и я даже чувствовал облегчение от того, что первая догадка моя не подтвердилась.

– Мне следовало пытаться привлечь вас в союз, открывшись во всём, а не хвастаться познаниями в каббале, мизерными и ущербными. Вы, как человек порядочный, и при этом случайный и посторонний, могли помочь раскрыть князю глаза… Меня же слепая ревность с новой силой бросила в объятия заклятых друзей. Я виноват пред Анной и пред вами, и заслужил порицания, но счастлив, что дуэль наша не состоялась. Однако меня немного оправдывает то, что и вы со своей стороны слишком рьяно взялись за дело – я не мог остаться равнодушным. В конце концов, мы с Анной дружны с детства, рядом воспитываясь, а тут – залётный франт с чинами и императорской депешей!

Я оставил последнее его примечание без внимания.

– Вы послали мне ту французскую книгу о каббале? Или князь?

– Я никаких книг не посылал. Возможно, Прозоровский. Я подарил её Анне – непростительная глупость и бахвальство, а уж она, верно, передала отцу.

Кажется, я покраснел от тайного удовольствия.

– Однако с дуэлью нашей не всё ясно. Не изволите ли объяснить? Как этот проходимец Голуа собирался меня прикончить? И по какой причине вы известили его о поединке?

Взгляд Артамонова говорил, что проходимцем следовало считать скорее меня, чем Этьена.

– Я спросил у него дуэльную пару, а уж остальное пришлось рассказать как старшему члену общества, в котором я поклялся состоять. Не ожидал я, когда заключал свой поспешный договор, что окажусь зависим от них настолько, что совершенно потеряю свободу. С другой стороны, я не мог не признаться себе, что поспешил с вызовом и жалел о том. Я испугался и рассчитывал на его совет и помощь, мне хотелось переложить хотя бы часть взваленного груза на чьи-нибудь плечи. Посему, от бесчестного предложения его я не отказался. Пистолетов, полагаю, приготовили три. Два неисправные: любой избранный вами дал бы осечку, мне же предписывалось воспользовался третьим, заряженным заранее и припрятанным под плащом. План обязывал подменить оружие, когда мы спиной друг к другу расходились бы к барьерам. Это не составило бы труда при наличии единственного предвзятого секунданта.

Теперь только нашлось объяснение, отчего рука художника спокойно писала тогда утренний пейзаж, и зачем ему понадобился широкий плащ.

– И вы преспокойно убили бы меня?

– Я до последнего надеялся на благополучный исход, даже молился, хотя не верю в молитвы. Впрочем, Этьен мог иметь ещё один пистолет и сделал бы выстрел сам. Настало время признаться и вам и себе: именно на это я рассчитывал, понимая, что вряд ли смогу выстрелить в вас, прицелившись. Да, именно так: я уповал на вашу гибель от чужой руки, не задумываясь далеко о последствиях… Но и сами вы, Рытин, виноваты в том, что он ополчился на вас. Вы намекнули мне на то, что стали свидетелем его встречи со мной в кабинете князя. Это привело его в бешенство. Этьен – страшный человек, он прочно попал в зависимость от Россетти и готов на всё. На его счету не одна жизнь, отнятая на поединках… а возможно, и вне их. Отправкой в Россию некогда ему помогли избежать виселицы, но перед тем в расплату тот совершил ещё одно злодеяние. Так меня предупредили в полиции, ещё в Италии. Меня вызывали для дознавательства по подозрению в сочувствии тайному обществу. Я не поверил… тогда, полагая, что его оговаривают с известной целью, но потом… Я думал, что неплохо знаю, с кем имею дело. Знаете, по всей Италии полно секретных обществ, ведущих борьбу за объединение земель. Я им в известной степени даже сочувствовал… все мы немного сочувствуем чужим революционерам… Так вначале полагал я и про своих новых знакомых, рисуя их обычными карбонариями, которые делают вид, что занимаются делами, далёкими от революции. И страшно ошибся. Их общество и в самом деле не интересовалось борьбой с Австрией. Оно метит в какую-то совершенно иную цель, и раскинуло сети по всей Европе. После уж я понял, что Флоренция, уж конечно, не сердцевина этой паутины, и Россетти с Галаки не главные хищники, но у меня всё холодеет, когда я думаю о том, на что готовы пойти главари, если второстепенные лица не боятся заходить столь далеко.